Петр Петров - Борель. Золото [сборник]
Василий вернулся домой перед рассветом. Настя уже встала и возилась около печи.
— Забегался ты хуже собаки, — шутя бросила она, открывая ему дверь, — шишки все сшибаешь?
— Оставь глупости, — осердился Василий.
Он, не раздеваясь, прошел в комнату и начал звонить на Баяхту и Алексеевский прииск. Телефон неистово выл и захлебывался. Это свидетельствовало о том, что Василий закипал энергией, всегда помогающей ему заглушить встретившиеся или грозящие невзгоды.
22
Происшествие с Яхонтовым подняло на ноги все три прииска, к тому же Никита с Алексеевского передал по телефону, что в ту же ночь у них был подожжен амбар с хлебом. К счастью, пожар захватили вовремя и потушили.
Вихлястый с Баяхты спрашивал о возвращении директора и попутно сообщил, что на Боровом у старого материального два дня пробыли Емельян с Исусом. В день отъезда Яхонтова с Лямкой они скрылись неизвестно куда.
Эти сведения были получены как раз в тот момент, когда Лямка с криком и громом подвез Яхонтова к конторе.
Был первый день Пасхи.
Рабочие щеголяли в новых рубахах, брезентовых плащах, полуболотных сапогах и кожаных фуражках, а бабы — в новых полушалках. И не узнать было в них недавних золотничников, рваных и опухших от пьянства.
Кругом прииска по канавам и рытвинам шумели потоки. День выдался солнечный.
Остатки снега таяли и исчезали. Только заледеневшая и грязная дорога держалась еще, вздымаясь сероватыми бугорками.
В весеннем шуме зычно загрохотали сотни человеческих голосов и зазвонил приисковый колокол. Толпа, напирая на кошевку, задыхалась в неистовых криках:
— Это его, подлеца, рук дело!
— Еграшка, Еграшка, живомот!
— Найти и выжечь этот выводок со всеми потрохами!
Василий и Рувимович подбежали к кошовке. Яхонтов лежал в забытьи.
— Да где же дохтурша-то наша! — кричал хрипло старик приискатель.
— Где? Вестимо где! Дрыхнет после ночной работы, а тут золотой человек гибнет.
— Пригнать ее в шею, шмару мазаную!
Яхонтова подняли и на руках понесли в больницу.
— Товарищи! — высокий голос Василия дрогнул и сорвался. — Технику Яхонтову — нашему производственному руководителю — попортили шкуру… Рана не опасна, и он через несколько дней поправится. Но покушение на него мы должны принять как удар в сердце приисковому рабочему. Калифорнийская шпана начинает охотиться за нами не на шутку… Этот бродяга Сунцов вставит нам очки, если мы не вырвем у него жало!
— Да чего нам церемонью разводить!.. — раздался в толпе одинокий голос.
— К ногтю стервецов! — подхватили в толпе.
— Своим судом и… крышка!
Василий с отрядом в пятнадцать человек утром прибыл на указанное Лямкой место, но, кроме утоптанного снега, ничего не нашел. Следы, расплывшиеся от подталин, значились по обе стороны дороги, и совершенно нельзя было определить, в каком направлении скрылись нападавшие на Яхонтова.
Он посоветовался с отрядом и хотел повернуть на Калифорнийский, но Лямка остановил его.
— Стой, кипяток! — крикнул он, придерживая обеими руками трубку.
Он подъехал к Василию вплотную и многозначительно поднял кверху палец:
— Ты не забудь, парень, что у Еграхиной артели сорок ружей, а у нас всего три тарары. Он так пугнет, что и штаны не унесешь… Надо, по-моему, ехать на Баяхту, а потом на Лексеевский и оттуда наступать на Калифорнийский… Вот что, еловая твоя родня.
— Что, сперло тебя? — засмеялся Василий, но, оглянув свой вооруженный шестью плохими ружьями измученный отряд, задумался.
— Думай не думай, сто рублей не деньги! — доказывал Лямка. — Сунься, да не напорись! У Еграхи глаза и пули острее бритвы… Да и кони у нас лес грызут… Протряслись, как решето. Не рискуй, брат, понапрасну… Баяхта-то — вот она, в рот глядит!
Василий подумал и повернул своего бойкого коня на Баяхту. Дорога не держала лошадей, и позади приехавшего отряда образовалась сплошная проступь, наполнявшаяся снизу мутно-серою водой.
«Баяхта! — думал Василий. — Главная основа всей Удерской системы. Когда исчезнет золото со дна Удерки, отойдут в сторону за ненужностью драги, — этот необъятный холм с золотыми недрами многие десятки лет будет укреплять золотой фонд республики».
Так, между прочим, без основания, думали боровские руководители. Никто более или менее точно не мог определить богатство Удерки и Баяхты и не знал, когда они исчерпаются и где раньше.
На плоскогорье, около сверкающей Пинчуги, подсолнухами горели на солнце два новых амбара. На вершине холма мелкими клетушками красовались стопки новых срубиков для колодцев. Между ними муравейником копошились люди.
— Это они работают сегодня?! — воскликнул Лямка.
Василий знал Баяхтинский рудник еще с детства. С жадным любопытством он всматривался в рабочие казармы, раскинутые по низкому берегу Пинчуги и на хребте, по которому в порядке находились четыре шахты под куполообразными почерневшими копрами.
На Баяхте шла усиленная работа.
Вихлястый в первый же день пасхи не дал покоя рабочим и выгнал их на две смены качать воду из самой старейшей шахты № 1. Работами руководил он сам. В испачканном, выцветшем полушубке, часто без шапки, блестя небольшой лысиной на затылке, он бегал по крутогорьям от шахты к шахте и сам крутил подъемный ворот.
Завидев верховых, рабочие приостановили работу.
Оголившийся хребет выглядел полем, на котором будто только что выкорчевали большое количество леса. Вниз черным оскалом смотрели взрытые водою рытвины.
Вихлястый узнал Василия еще издали. В то же время загремел чугунным звоном рудничный колокол на обед.
Разомлелые, в поту и облитые грязью с головы до ног, рабочие поодиночке потянулись к кладовым.
О гулкий пол, как выстрелы, зыкались удары брошенных инструментов.
— Тише, черти! — предупреждал каждый раз рослый седой старик материальный, когда рабочие небрежно обращались с вещами.
— Вон начальство с Борового приперлось. Вишь, шпанка!
Не жалко казенного! — подмигнул он Вихлястому.
Около Василия быстро выросла толпа.
Старые знакомые трясли ему руку и с любопытством заглядывали в лицо.
Вихлястый одной рукой обтирал пот с лица, а другой тащил Василия с седла.
— Ты разве не получил распоряжения насчет отдыха? — спросил Василий, усаживаясь на пень.
Вихлястый, улыбаясь, покосился на него и на рабочих.
— Нет!.. Какого приказа? А вы на Боровом разве отдыхаете?
— А ты думаешь как?.. Дисциплины, товарищ, не держитесь!..
